Тех, которые возведут навет на целомудренных женщин, но при этом не приведут четырех свидетелей, секите восьмьюдесятью ударами плети и никогда не берите их в качестве свидетелей, ибо они - преступающие закон, за исключением тех из них, которые после этого навета раскаялись и загладили вину. Ведь, воистину, Аллах - прощающий, милосердный.
Коран, Сура 24 "Свет". (перевод Магомет-Нури Асланова)
Остановив коня у самой кромки заполненного водой рва, Ольгерд наблюдал за тем как, из распахнутых ворот Ор-Кепе выплескивается бесконечная конная лава - гази, отборные воины Крыма, шли к Буджаку, чтобы соединиться с ногайской ордой. Оттуда сборный татарский корпус, волею светлейшего султана Порты подчиненный Темир-бею, должен был отправиться в Подольское воеводство, где стрельцы князя Урусова уже третий месяц осаждали польскую крепость Клеменец.
После того как крымчаки, построившись по четыре в ряд, запылили по дороге на Запад, из ворот начало выползать разношерстное войско находящееся под ольгердовым командованием. За него-то он и получил обидное прозвище Капитан Хашар.
В день своего освобождения из турецкого зиндана, отужинав с Темиром, Ольгерд возвратился на постоялый двор. На вопросы компаньонов отмахнулся рукой, устал после темницы безмерно. Рухнул в постель как убитый, спал так крепко, что его едва добудился утром посланный старым беем нукер. Ольгерд приказал слуге вылить на голову ведро ледяной воды, оделся, нацепив, невзирая на жару единственный свой парадный камзол, обвешался оружием для пущего виду и двинул в опостылевшую Кафу, принимать командование.
Загадочный отряд, о котором Ольгерду так ничего толком выяснить не удалось, располагался неподалеку от невольничьего рынка в большом подворье, окруженном со всех сторон глухой двухсаженной стеной с запертыми на засов воротами которые охраняли вооруженные до зубов янычары. Ворота по приказу нукера открылись и Ольгерд въехал в просторный двор, окруженный вдоль стен большими соломенными навесами. Под навесами, прячась от солнечных лучей, сидели, стояли и разгуливали шесть -семь десятков мужчин, наряженных в самые невообразимые лохмотья, словно какой-то могущественный шутник приказал собрать оборванцев всех стран и народов Европы, от соседней Валахии до далекой Португалии. Все присутствующие, занятые по большей частью играми, кто в нарды, кто в кости, кто в шахматы, оторвались от своих занятий и вперили взгляды во вновь прибывших. Нукер что -то резко прокричал, указывая плетью на Ольгерда. Завернутый в обрывок когда-то белого плаща человек , переставил на шахматной доске фигуру, тихо сказал партнеру «Шах!» поднялся на ноги и громко произнес по-французски:
Мусульманин говорит, что этот вот казак (он произнес в нос «кассак», вложив в голос как можно больше презрительности) будет нашим капитаном.
Ответом на слова добровольного толмача был громкий нестройный гогот.
«Понятно, - подумал Ольгерд, - ну и службу сыскал мне Темир». И осмотрел толпу уже внимательным, оценивающим взглядом. Все мужики в полном расцвете сил, воины. Ни одного увечного и больного. Без оружия и доспехов, значит не наемники. И к ворожке не ходи - пленные, которые не смоли себя выкупить и, свободы ради, согласились воевать во славу турецкого султана. Впоследствии выяснилось, что Ольгерд не ошибся в соей оценке.
Ольгерд усмехнулся. Он, пришлый наемник без роду-племени, которому удалось держать в железном кулаке десяток ополченцев буйной литовской шляхты, не боялся за то, что ему не удастся ими командовать. Опасался за другое.
- Не разбегутся они в походе? - Спросил он негромко нукера.
- Куда? - Искренне удивился тот. - Пойдем по степи, днем и ночью вокруг караулы, у наших джигитов быстрые кони. К тому же им всем за поход обещана свобода и жалование. Тот кто ищет добра от добра, оскорбляет Аллаха.
- Ну, коли так, езжай к бею, и доложи, что я приеду к нему через несколько дней.
Дождавшись , когда за нукером закроется створка ворот, он тронул коня шпорой, так что тот недовольно всхрапнул и , красноречиво положив правую руку на рукоятку пистоля рявкнул как умел на французском наречии, которому чуть обучился еще в наемниках:
- А ну, весельчаки, марш на плац! Командир знакомиться с вами будет.
При этих его словах, толмач-мальтиец густо покраснел. Перехватив его взгляд, Ольгерд ухмыльнулся: «Вот сейчас и посмотрим, кто здесь «кассак»...»
Пленные воины, люди опытные, уловив в голосе новоприбывшего начальства командирскую сталь, не мешкая поднялись со своих мест и, высыпав, на палящее солнце, начали, толкаясь изображать подобие двухшереножного строя. Глядя на них, потянулись на плац и «добровольцы»
Ольгерд со всей возможной лихостью соскочил с коня. Высмотрел в первой шеренге хмурого мужичонку, чьи кривые ноги выдавали привычку к верховой езде, кинул ему повод:
Отведи к воде, напои, потом привяжи в тени и возвращайся в строй.
Тот , безропотно кивнув, отправился выполнять приказание. Следующий, к кому обратился, был снова шуткарь-толмач.
- Кто таков? - спросил, подойдя вплотную.
Толмач, высокий черноволосый мужчина с правильными чертами лица, явно ожидал наказания за свою вольность, но четко, ответил:
- Анри из Памплоны, лейтенант … бывший лейтенант корсо Суверенного рыцарского странноприимного ордена Святого Иоанна Иерусалимского на Родосе и Мальте. Командовал экипажем галеры «Канюк», попал в плен после боя с османским флотом ...
- Мальтиец? - усмехнулся Ольгерд. - Наслышан. Сказывали, что мальтийцы отличные воины и моряки. Ну что же, раз ты сам себя в толмачи назначил, поможешь знакомиться с остальными.
Представление затянулось почти до вечера. Подчиненных у Ольгерда оказалось ровным счетом шестьдесят семь человек. Собранный отряд состоял из пленных, по большей части венецианцев (Порта вела с Венецией многолетнюю войну), плененных наемников - германцев французов и испанцев, а также троих мальтийских корсар. Вторую половину «войска» составляли христиане «добровольцы» с покоренных турками болгарских, греческих и валашских земель, преступники, которым был предложен выбор между плахой и воинской службой. Это был редкий сброд искателей удачи, которыми во все времена были богаты земли и воды, расположенные на границе двух вечно воюющих миров - христианства и ислама. Разделив отряд на пять десятков, в каждый из которых вошло от двенадцати до пятнадцати человек, он назначил в каждый временных командиров из наемников, чьи лица внушили ему мало-мальское доверие распределив разноязычных людей так, чтобы они худо-бедно понимали своих начальников и друг друга, а своим заместителем поставил мальтийца Анри - от оказался и самым старший по званию и разговаривать мог со всеми кроме болгар и валахов. О себе для пущей загадочности рассказывать ничего не стал. Предупредил, что по утру будет проверять воинскую выучку, гаркнул янычарам, чтоб открывали ворота и, поинтересовавшись напоследок, хорошо ли их кормят, убыл на постоялый двор, где, сгорая от любопытства, его ожидали компаньоны.
В подробностях пересказал весь разговор с ногайским беем, упустив разве что странное его отношение к запретам на вино и свинину. Скрепя сердце предложил Измаилу ехать в Вильно самому, однако тот наотрез отказался. Сарабуна Ольгерд гнать и не собирался: во-первых, куда он денется, во-вторых толковый лекарь в тяжелом кровопролитном походе на вес золота. А в том, что рейд к стоящей по-над Бугом старинной и мощной крепости под названием Клеменец будет не увеселительной прогулкой, Ольгерд не имел и тени сомнений.
На следующее утро, собираясь на службу, открыв дверь комнаты, он обнаружил «татарчонка», про которого, положа руку на сердце, успел уже позабыть. Фатима, дремавшая, обхватив колени руками и прислонившись к косяку, во мгновение ока вскочила и вытянулась в струнку.
Что ты здесь делаешь? Мы дали тебе мало денег, чтобы добраться до дома? Я дам еще. Одевай обратно женское платье, накинь на голову, что тут у вас положено, и езжай домой.
-Ты дал мне свободу. Значит я сама могу решать что мне делать и куда отправляться. - своим низким, чуть с хрипотцой голосом ответила девушка.
- Ты, конечно, права, - не мог не согласиться Ольгерд. - но позволь узнать, что же именно ты решила?
- Стать твоим телохранителем.
Некоторое время Ольгерд молчал, тщетно пытаясь сообразить, как бы повежливее ответить этой сумасшедшей. В том, что у девушки от перенесенных испытаний помутился разум, он понял уже тогда, когда она ринулась в бой с подосланными громилами. Стараясь не обидеть девушку и побаиваясь, что ее помешательство может в любой миг перейти в буйство, Ольгерд осторожно ответил:
- Годится ли женщине воевать? Меч - не игла, а пищаль - не поварешка...
- В глазах у девушки сверкнул недобрый огонек.
- Султан Ибрагим и главный евнух его гарема так не считали.
- Ты хочешь сказать что была охранницей в султанском гареме? - Ольгерд, собравшийся было уходить, остановился и глянул на Фатиму совсем иными глазами. Или ее помешательство зашло так далеко или … - Ты можешь чем-нибудь подтвердить свои слова? И если ты жила в Стамбуле, то как оказалась на здешнем невольничьем рынке?
- Это долгая история , но если ты найдешь свободное время, я тебе расскажу обо всем. Что касается подтверждения моих слов...
В руке у девушки сверкнула сталь. Ольгерд отшатнулся и схватился за саблю, но Фатима, выставила открытую ладонь, мол, не нужно опасаться, развернулась и сделала едва заметное глазу метательное движение. Прятавшийся в рукаве нож несколько раз перевернулся в воздухе и со звонким "бзинь" вонзился точно в середину железного кольца, служившего ручкой входной двери .
- Ну и что с того, стараясь внешне не выдать своего изумления, произнес Ольгерд, - мало ли где ты научилась ножики бросать. Да и попасть могла случайно.
Второй нож врезался в дерево точно рядом с первым.
- И это тоже случайность? - Холодно осведомилась девушка.
Дверь в соседнюю комнату отворилась. На пороге стоял Измаил. Египтянин внимательно посмотрел на девушку , застывшую в боевой стойке, затем на торчащие в двери ножи, одобрительно кивнул и лишь после этого обратился к Ольгерду.
- Прошу меня простить, но я слышал часть вашего разговора. Думаю, что наш Фатин говорит правду.
- Даже если так, чем я-то могу помочь? - буркнул Ольгерд.
- Мы идем в тяжелый поход. Твои солдаты мне не внушают доверия. Так что преданный человек, нам очень даже пригодится. А в хм… его преданности я не сомневаюсь. Решай, командир.
- Дашь лошадь, пусть едет с нами, - не скрывая недовольства объявил Ольгерд. - сегодня будем наших воинов на выучку проверять, вот и поглядим на что она способна.
Время смотра было определено еще с вечера , и к тому времени когда Ольгерд в сопровождении компаньонов въехал на подворье, солдаты ждали своего нового командира, толпясь под навесом.
- Хашар, -презрительно прошептал из-за спины Измаил.
- Это еще что? - не понял Ольгерд.
- В армии Чингисхана было принято набирать толпу пленников из местных жителей и пускать их на штурм крепостей впереди основного войска, - так же шепотом пояснил египтянин. - Эта толпа и называлась хашар.- Ты только погляди на них, вор на воре. Если это войско выпустить разом в город, то через час-другой у жителей не останется ни одного кошеля. Не срежут, так отберут ...
- Разные есть, - не согласился Ольгерд. - Конечно, и преступников хватает. Но их сюда , поди отправили не за то, что у соседей кур воровали. Что-что, а нож-то держать все должны уметь. Впрочем, сейчас и проверим, кто на что горазд Заодно испытаем нашего татарчонка ... Эй, Фатин! На чем желаешь биться?
- Для начала , попробуем на шестах, - выехав вперед и внимательно оглядев пестрое сборище, которому египтянин прилепил хлесткое и обидное название, произнесла девушка. Палки и шесты, предназначенные для использования в учебных боях вместо сабель, ножей и копий, были, по распоряжению Ольгерда, припасены заранее.
- Есть охотники для проверочки с моим казачком побиться? - спросил Ольгерд, - кто победит, получит талер наградных.
Мальтиец Анри перевел. В строю загоготали, в сторону тонкой фигурки «казачка» стали показывать пальцем. Вскоре из толпы, раздвигая плечами соседей, вышел жилистый загорелый, как мавр человек.
Это генуэзский копейщик, его зовут Франческо, - пояснил Анри. - Драться с ним бесполезно, пикой и шестом владеет в совершенстве. Он и в плен-попал из-за пулевого ранения.
Ольгерд вопросительно глянул на девушку, мол не поздно еще отказаться.
- Пусть будет генуэзец, - бесцветным голосом произнес "казачок" и соскочил с коня.
Генуэзец скинул плащ и башмаки, подхватил шест, вдруг весь сгорбился и мягко, по-кошачьи, стал обходить противницу полукругом. Девушка повела глазами по земле, рыскнула вниз, схватила валяющуюся палку. Стали, глядя друг другу в глаза, сходиться кругами. Генуэзец держал шест прямо перед собой двумя руками, Фатима сжимала оружие в левой руке, перехватив посредине. Шест генуэзца свистнул, разрезая воздух но попал в пустоту - девушка стремительно сместилась на шаг, и ткнула концом своего шеста в открывшийся бок противника. Генуэзец крутанулся на месте и чудом ушел от прямого тычка в грудь, после которого бой был бы закончен его поражением. Противники с треском сошлись и завертелись, кружа друг против друга, словно бойцовые петухи. У распахнутых ворот подворья начали собираться зеваки. Схватка завершилась после того как конец палки уперся в жилистую шею чванливого копейщика.
- Ты хороший боец, - сказала девушка , потрепав по плечу чуть не плачущего от обиды противника. - Но твой учитель знал слишком мало. Если ты будешь честно нести службу и слушаться капитана, я преподам тебе несколько уроков...
Генуэзец обрадованно закивал и поспешил нырнуть под навес и сразу же на утоптанную площадку выскользнул молодой худосочный парень с длинной щепкой, которую он держал словно разбойничий нож - острием к себе. Новый противник был явно из городских преступников: передвигался рывками, совершая при этом пугающие, резкие и непредсказуемые движения. Не было сомнений, что заостренный обломок дерева в его руках - смертельное оружие. Однако девушку он смутил не больше чем предшественник. Фатима, не отводя взгляда от пляшущего человека, бросила на землю шест протянула в сторону руку и, дождавшись пока кто-то из добровольных помощников вложил в нее учебный деревянный кинжал, без лишних движений ринулась вперед.
Подробности этой схватки зрители не смогли оценить - движения двух тел были столь проворны, что разобраться в происходящем со стороны было просто невозможно. Но в том, кто вышел из нее победителем, не было ни малейших сомнений. Примерно через минуту стремительного, как ветер, танца теней, до затаивших дыхание зевак донесся сухой треск и громкий вопль - одна из теней отпрыгнула в сторону и оказалась Фатимой. Ее противник (Ольгерд , наконец, вспомнил, что это валах, пойманный за разбой в самом Стамбуле) стоял, бросив в пыль свой «нож» и тряс ушибленной рукой, не в силах сжать скрюченные от точного удара пальцы. Зрители взревели.
- Продолжим? - осведомилась девушка.
- Хватит!. - отрезал Ольгерд. - не время для скоморошьих плясок, мне нужно из этого, как Измаил сказал, хашара, воинский отряд сделать в считанные дни. Так что мы сейчас займемся вещами попроще, будем учиться в строю сражаться, а ты пока что езжай обратно, а то на тебя уже ставки делают.- В подтверждение своих слов Ольгерд махнул рукой в сторону зевак. А вечером, как вернусь, будем думать, что делать с тобой.
- Так не пойдет, капитан, - нахмурив лоб ответила девушка. - Я тебе не наложница, которая будет сидеть в четырех стенах и безропотно ждать своего хозяина. Ты должен все решить здесь и сейчас. Давай проведем третий поединок, для азарту с большой денежной ставкой. Твоей милостью у меня есть талеры, я поставлю их за себя. Если побеждаю - берешь меня с собой, если проигрываю - ты меня больше никогда не увидишь.
- Соглашайся, компаньон, - усмехнулся Измаил. - Иначе она, чтобы доказать свое мастерство перекалечит все твое воинство.
Ольгерд нехотя кивнул. Анри объявил о том, что оруженосец капитана вызывает на несмертельный бой любого, кто пожелает и ставит на себя пять талеров. Зрители оживились, в руках у многих при этом засверкало золото и серебро. Пока желающие делали ставки, наемники, посовещавшись в кругу, вытолкнули в круг своего бойца.
На сей раз противником девушки оказался здоровый как бык грек, головы на две выше татарки и раза в три шире ее в плечах. Бой был объявлен на кулаках. По праву старшего Ольгерд дал сигнал к началу и грек, под ободряющее улюлюканье толпы, сразу пошел вперед, выставив на уровне плеч перемотанные кожаными полосами кулаки.
- Это мне напоминает библейскую историю про Давида и Голиафа, - счел нужным высказаться египтянин. - Будем надеяться на ее ловкость и быстроту - если он ее хот заденет, девушке не жить.
Голиаф ударил. Фатима, отстранившись ровно настолько чтобы не попасть под огромный как гиря кулак, нырнула вниз под противника, ткнула ему под дых рукой и шустро отскочила в сторону. Голиаф мотнул головой, попытался ударить снова, но вдруг нелепо качнулся и, закатив глаза, хряпнулся всей своей тушей в поднятую над землей пыль.
- Господи Иисусе! - отозвался молчавший до сих пор Сарабун. - Такого я не видел даже у лучших лекарей. Эта... этот воин смог на глаз определить, где у него находятся почки, что редко удается сделать на ощупь даже опытнейшим целителям, и нанесла удар точно в их основание. Немудрено, что ее противник потерял сознание, от такой боли у любого сразу же темнеет в глазах ...
Поставившие на Фатиму зеваки восторженно вопили. Ольгердов "хашар", уже опасаясь продолжения поединков, угрюмо молчал.
Пока Ольгерд принимал решение, к девушке подошел богато одетый человек и начал что-нашептывать ей на ухо. Выслушав его, Фатима отрицательно мотнула головой, в ответ на дальнейшие уговоры вскинула руку и что-то угрожающе пробормотала. Того как ветром сдуло.
- Кто это был? - спросил Ольгерд
- Этот сын лисы и шакала держит на базаре шатер, где показывают кулачные бои, - ответила девушка. - Предлагал большие деньги за то, чтобы я у него выступала. То есть выступал.
- И что?
- Ответила, чтобы он шел к большому фонтану и любил сам себя в кулак, пока я не лишила, то есть лишил его мужского достоинства. Мое воинское искусство не продается для шутовства.
Ольгерд покачал головой, занял приготовленный отдельный командирский навес и , не говоря ни слова, указал «казачку» на место слева от себя. Фатима , не скрывая радости, кивнула, села, скрестив под собой ноги, и замерла китайской фарфоровой статуэткой.
Поединки, как это и бывает среди отчаянных голов, для которых авторитетом служит лишь воинская доблесть да полководческая удача, окончательно растопили лед между Ольгердом с его компаньонами и и христолюбивым воинством, согласившимся стать под зеленое знамя ислама. Вновь назначенные десятники, которых ради для пущей важности Ольгерд приказал величать по-мальтийски, лейтенантами, взялись муштровать своих подчиненных не за страх а за совесть, так что уже к концу первого дня учебы даже далекому от воинских дел Сарабуну стало ясно, что под рукой литвина оказалось пусть небольшое, но вполне боеспособное войско.
Ближе к закату на подворье как бы проездом заглянул Темир-бей. Поглядел, как под руководством генуэзца отряд отрабатывает перестроение в пешем копейном строю из двух в четыре шеренги, поцокал языком. На требование Ольгерда выделить отряду походных лошадей - по одному коню под седлом на человека и еще десяток вьючных для обоза, согласно кивнул.
К концу следующего дня, когда Ольгерд стал по одному десятку выводить своих солдат за стены крепости чтобы проверить конную выездку, за ним, среди самих наемников, а также у крымчаков, ногайцев, разноплеменных горожан и турецких хозяев Кафы, окончательно закрепилось странное прозвище «Капитан Хашар».
Мальтиец Анри, быстро ставший правой рукой Ольгерда, невзирая на свое корсарское прошлое, оказался человеком не только сведущим в военном деле, но и отлично разбирающимся в тонкостях европейской политики. Он и открыл глаза на происходящие вокруг события:
Шведы вторглись в коронные земли Польши и заняли почти все города, включая древнюю столицу Краков и новую, Варшаву. Дни Речи Посполитой по всеобщему мнению, сочтены - московский царь принял под свою руку казаков и завоевал Литву, от Смоленска до Вильно, а сейчас его генералы, усиленные полками новых хозяев Укрины и Полесья, запорожцев, сражаются с коронными войсками в Подолии. Великий визирь Порты, ныне правящий от имени малолетнего султана, рвет волосы у себя под мышками, проклиная недальновидных советников, порекомендовавших разорвать военный альянс с Хмельницким и выступить на стороне Польши - Османская империя не сможет поучаствовать вместе с Московией и Швецией в разделе этого жирного пирога.
Польский король, чья армия тает с каждым днем, умоляет Стамбул о военной помощи, но визирь ведет себя мудро. Он посылает в Подолию ногайцев, известных своей необузданностью. Союзники теперь не смогут сетовать на то, что Порта не выполняет условий договора, а Темир-бей, оказавшись в центре боевых действий, сможет поступить так, как сочтет нужным. К примеру спровоцировать стычку с коронными войсками и развязать руки Стамбулу.
Наш отряд - это ответ визиря на просьбу ногайского бея, который, понимая что ему придется воевать с хорошо подготовленным войском в холмистой, труднопроходимой для конницы местности, попросил усилить его орду турецкой тяжелой пехотой. Янычар визирь, конечно, не дал, но направил в Кафу этот вот наш хашар, который, впрочем, в бою немногим уступит знаменитым турецким воинам. То, что мы не приняли ислам, и визирю и Темиру только на руку...
Вечером того же дня за ужином Фатима рассказала наконец Ольгерду, Измаилу и Сарабуну свою историю.
Я родилась в Буджаке. Точнее -в предместье крепости Измаил, где мой отец, бывший личный охранник великого визиря, уйдя со службы, получил большое поместье. К тому времени когда отец смог обзавестись домом и семьей, он уже был в преклонных годах. Он повидал мир, знал сильных мира сего, участвовал в дворцовых делах и был человеком богатым, потому единственной мечтой было вырастить сыновей, которые могли бы продолжить его дело и нести службу при визирях и султанах. Потому шесть девочек, рожденных от четырех жен, он расценил как наказание Аллаха, однако руки не опустил. Отчаявшись обзавестись сыновьями, он решил готовить в телохранители дочерей.
Кому же нужны телохранительницы? - усомнился Ольгерд. - Мужчина-мусульманин вряд ли позволит, чтобы его охраняла женщина, а в гаремах, насколько я слышал, охрану несут евнухи.
Фатима права, - ответил за девушку Измаил. Еще Великие Моголы, правители Индии, брали для охраны своих гаремов специально подготовленных женщин. С тех пор в мире ислама женщины-телохранители пользуются большим спросом.
Так и вышло, - кивнула девушка. - В любом серале есть такие места, куда мужчине, даже оскопленному, вход закрыт. - После нескольких лет учебы, отец, передав мне все секреты и тонкости своего непростого ремесла, через давних друзей устроил мне назначение в личную свиту любимой жены султана Ибрагима.
Ибрагим Первый? - Уточнил Измаил. - Не тот ли, которого задушили его же охранники-янычары?
Именно так. В ту ночь я вместе с госпожой находилась в дальних покоях, к тому же защита султана и не входила в круг моих обязанностей …
Я слышал об этом Ибрагиме, - кивнул Измаил. - Жестокий сластолюбец и тиран, по глупости притеснявший янычар и обложивший данью духовенство. Его ненавидели все, от крестьян до его собственных жен.
И что же с тобой произошло после дворцового переворота? - Ольгерду не терпелось услышать конец истории. - Как ты оказалась на невольничьем рынке?
Преемником Ибрагима стал шестилетний Мехмет - он был сыном не от законной жены, а от наложницы, потому законные жены убитого Ибрагима для воцарившихся в гареме матери и бабушки малолетнего султана представляли серьезную угрозу. По обычаю моя госпожа, вместе с другими женами убитого султана, были переселены в дальний сераль, где должны были оплакивать почившего господина до конца своих дней. Жизнь в четырех стенах невыносимо скучна, а жены Ибрагима были юными горячими женщинами. Можно ли их винить в том, что они попытались скрасить свои дни, развлекаясь с юношами, которых тайно проводила в сераль преданная охрана, - Фатима потупила глаза.
- Все ясно, - усмехнулся Измаил. - Со временем твоя госпожа потеряла осторожность и о ваших проделках донесли «вдовствующей султанше», которая не преминула воспользоваться этим, чтобы устранить возможных конкуренток, ведь у некоторых законных жен Ибрагима были дети.
Именно так, господин, - кивнула девушка. - Янычары долго следили за пробирающимися в сераль гостями, наконец устроили на них настоящую облаву и застали нескольких бывших жен, в том числе и мою госпожу , в разгар любовных утех. Пойманных мужчин посадили на кол, в назидание остальным, прямо во внутреннем дворе. Обвиненных в прелюбодеянии женщин задавили шелковыми шнурками и тела их, завернутые в мешковину и с пушечными ядрами в ногах, бросили со стены в воды Золотого Рога. Охранникам, которые проводили мужчин в сераль, просто отрубили головы. Прочих, дабы они не смогли рассказать о случившемся , лишили языков и отправили на невольничьи рынки по всей Порте - от Каира до Кафы. Меня же спасло то, что мой отец в молодости служил под началом нынешнего великого визиря и в свое время спас ему жизнь. Но положение самого визиря было шатким и все , что он мог сделать в память о недавно умершем отце - это сохранить мне язык и продать в Кафу ...
- Удивительная история, - покачал головой Сарабун. - Попади она в уши какому-нибудь любителю книгописания, получилась бы занимательнейшая повесть.
Жизнь изобилует самыми поразительными историями, которые и не снились господам сочинителям, -улыбнулся в ответ Измаил. - и наша новая спутница -не исключение.
Получив статус «казачка-ординарца при особе капитана Ольгерда» Фатима, закрепляя отвоеванные позиции, наотрез заявила, что охранение бесценного командирского тела с этого момента ее и только ее обязанность, а что на сей счет думают остальные, ее совершенно не волнует. Она потребовала, чтобы Ольгерда переселили в комнату с небольшим предбанником на входе и расположилась в нем, укладываясь по ночам под порогом, так что в командирские покои никто не мог проникнуть незамеченным. После выхода из Кафы она укладывалась спать на пороге командирского шатра и никогда не удалялась от Ольгерда больше чем на десять шагов. Вот и сейчас , под стенами Ор-Кепе, она маячила за спиной, подозрительно оглядывая ближние крепостные бойницы: не затаился ли там наемный убийца.
Вперед